Из спорта уходят по-разному. Кто-то в политику, как Александр Карелин и Елена Вяльбе. Кто-то на телевидение, как Денис Панкратов и Мария Бутырская. Уходят в бизнес, искусство, на руководящую работу. Олимпийский чемпион Лиллехаммера-94 Алексей Урманов предпочел, возможно, самый тяжелый путь - детского тренера.
Чемпионат России-2004 в Санкт-Петербурге стал для него и его ученицы Валерии Воробьевой дебютом на взрослом льду.
СОБСТВЕННЫЕ ВЫСТУПЛЕНИЯ - ЭТО КОМПРОМИСС
В первый раз в этом сезоне мы встретились еще в октябре во время питерского шоу Артура Дмитриева, в котором Урманов принимал участие как фигурист Тогда мне показалось, что он немного отвык от внимания журналистов. В ответ на просьбу найти время для разговора недоверчиво переспросил: «Интервью? Со мной? Думаете, нужно?». И лишь после этого, кинув взгляд на часы, грустно вздохнул: «Я подойду к вам на трибуне перед репетицией. Двадцати минут нам хватит?».
Я сразу почувствовала себя виноватой. Зато, что отрываю у Урманова эти самые минуты, которые он наверняка с гораздо большим удовольствием провел бы среди друзей-фигуристов, съехавшихся в Питер. Или позвонил бы домой, чтобы лишний раз узнать, как там его парни-близнецы. Или просто отдохнул бы. Пожалуй, ему единственному из участников шоу приходилось сочетать групповые тренировки с ежедневной работой с малышами. А еще почему-то вспомнилась урмановская фраза, сказанная мне в одном из давних интервью: «Я не грустный. Просто у меня такое устройство глаз».
Тогда, помнится, я ему не поверила. Да и после так получалось, что беседовать нам приходилось не в самые радостные для Алексея моменты. Даже когда он был вынужден оставить любительский спорт из-за травмы и перешел в профи, его карьера складывалась вовсе не гладко. Стать чемпионом мира среди профессионалов Урманову не удалось. Соответственно небольшим оказалось и количество приглашений на другие турниры. Уйдя с головой в работу с детьми, он почти прекратил выступать.
Первый вопрос был именно об этом.
- Участие в шоу для вас - возможность заработать или удовольствие?
- Конечно, удовольствие. Хотя нечастое. Тем не менее рад, что до сих пор востребован. Не так давно ездил в Корею, выступал вместе с ледовым театром Игоря Бобрина. Стремлюсь по мере сил поддерживать себя в форме. И радость от катания получаю, и для семейного бюджета неплохо.
- Гастрольная деятельность не входит в противоречие с тренерской работой?
- Стараюсь находить компромисс. Хотя иногда это бывает сложно. Хотелось бы уделять ученикам больше времени.
- А что для вас главнее?
- И то, и другое. Мне нравится то, чем я занимаюсь сейчас, у меня неплохие ученики, начинают появляться результаты. Илья Гурылев - совсем пока еще маленький мальчик - в прошлом году стал вторым на детском первенстве России. Валера Воробьева выступала на первенстве страны среди юниоров и заняла седьмое место.
- Мне показалось, что профессиональный спорт вы оставили потому, что довольно быстро разочаровались в нем.
- Разочаровало скорее то, что у меня было гораздо меньше приглашений, чем хотелось бы. Увы, так сложились обстоятельства. Не лучшим для меня образом. Туров, в которых выступают в Америке фигуристы высокого уровня, не так много. Это Stars on Ice и Тур Тома Коллинза. Есть и другие коллективы - в Италии, Германии, но это значительно менее масштабные мероприятия. Все мало-мальски постоянные представления в Америке расписаны заранее, заключены контракты с конкретными людьми, в число которых я не вошел. Оставались одноразовые выступления, которые сейчас меня устраивают и в которых я с удовольствием участвую. Например, у Бобрина я не входил в труппу артистов, катался со своими номерами. И все равно было очень приятно находиться в таком коллективе.
- Вы готовите для таких выступлений что-то новое или хватает накопленного багажа?
- По возможности, когда позволяет время, делаю новые программы. С одной из них выступал минувшим летом. Конечно, модернизирую кое-что из прежнего. Помогает мне хореограф Евгений Сережников, с которым я много лет сотрудничал в бытность действующим спортсменом. Разумеется, с былыми тренировками эту работу не сравнить. Нет таких нагрузок. Хотя стараюсь соблюдать режим. Сейчас как получается: пришел на каток, позанимался с учениками, потом сразу начинаю кататься сам. Иногда замерзаю, стоя на льду, не успеваю отогреться, отдохнуть, но знаю, что другого времени не будет - у нас оно расписано достаточно плотно. Далеко не всегда удается поработать с музыкой. Особенно когда в разгаре сезон и с музыкой катаются все.
Плюс у меня двое детей, которых я вижу только рано утром и поздно вечером, когда возвращаюсь с катка домой. Бывает, опаздываю на работу - хочется повозиться с сыновьями побольше.
- Близнецы - это тяжело?
- Тяжело, потому что двое. Им пока чуть больше двух лет, так что забот хватает всем. И жене, и бабушкам.
- Остается создать заботы себе - поставить сыновей на коньки.
- Рано им еще. Как утверждают тренеры, которые гораздо дольше меня работают с маленькими детками, даже в три года начинать тренировки не стоит. С четырех - еще куда ни шло, ребенок уже способен соображать. Более ранняя работа бессмысленна.
У МИШИНА ОБИЖЕННЫМ СЕБЯ НЕ ЧУВСТВОВАЛ
- Вы прекрасно знаете все тонкости подготовки мастеров высокого класса. А насколько легко пошла работа с детьми?
- Хороший вопрос. Конечно, были проблемы. Любому тренеру хочется сразу же отдать ученикам все знания, которые у него есть. Но это получается далеко не всегда. Работать с Валерой, например, я начал три года назад, когда ей было 12 лет. Естественно, она не была готова сделать то, что я ей предлагал. Пришлось начинать с азов.
- То есть шли путем проб и ошибок?
- По-разному. Старался черпать информацию отовсюду. Из собственного опыта, из опыта тренеров, которые работают рядом. Никогда не думал, кстати, что знания, которые я сам получал в детстве, восстанавливаются до такой степени. Стал вспоминать какие-то вещи, которым меня еще до прихода к Мишину учили Наталья Голубева, Нина Монахова...
- Тренерский дневник ведете?
- Время от времени наиболее интересные соображения записываю.
- Мысль о том, чтобы начать тренерскую карьеру не а в паре с кем-то из опытных специалистов вам в голову не приходила? Поработать, к примеру, с Алексеем Мишиным?
- Мы никогда даже не обсуждали с ним эту тему. Думаю, потому, что оба понимали: ни мне, ни Мишину это не нужно. Я с самого начала стремился работать самостоятельно, и он прекрасно знал это.
- Мишин сказал однажды, что до сих пор чувствует перед вами вину. Из-за того, что когда в его группе вы были сильнейшим, он никак этого не показывал. По его словам, вы имеете все основания чувствовать себя обиженным.
- Это не так.
- То есть вы спокойно относились к тому, что внимание тренера поровну делится между вами и совсем зелеными пацанами?
- Дело в том, что период конкуренции с Лешей Ягудиным и Женей Плющенко у нас получился очень непродолжительным. Так что если Мишин чувствует вину, то совершенно напрасно. У меня нет и никогда не было по этому поводу обид. Другое дело, что когда тренер решает для себя, на кого именно из спортсменов он будет делать ставку, то скрывай-не скрывай, все достаточно очевидно. Наверное, психологически это правильно - по возможности не давать понять ученику, что тот лучше или перспективнее, чем остальные. Иначе эти остальные от тебя просто уйдут. Я сейчас понимаю это.
- Мишин вполне откровенно сказал, имея в виду уход от него Ягудина, что конкуренция в группе всегда создает некомфортную обстановку для спортсменов.
- Это как раз то, о чем мы с вами говорим.
- Выходит, ваш ранний уход из любительского спорта был в какой-то степени спровоцирован тем, что вниманием тренера завладели другие?
- В 1997 году, как вы, наверное, помните, я получил травму и довольно долго не мог восстановиться. Поехал со всей группой на летний сбор в Испанию, но по объективным причинам не мог тренироваться так, как должен был. Слишком сильно болела нога. В таком случае тренер просто вынужден переключиться на тех, кто может нормально работать. Это естественный процесс. При этом Алексей Николаевич много мне помогал, таскал по врачам, так что я никогда не ощущал себя брошенным. Но он был обязан поднимать Женю и Лешу. Это его профессия.
- В этом процессе вы помогали Мишину?
- Конечно. На том же сборе Плющенко только начинал осваивать тройной аксель, и я принимал в работе с ним самое непосредственное участие. Через это, думаю, проходят все, кто успел чего-то добиться. Тот же Артур Дмитриев в свое время немало помогал Антону Сихарулидзе. Когда в одной группе с тобой появляется молодой спортсмен, то любой нормальный человек начнет что-то ему подсказывать. Главное, чтобы это было по-доброму и от души.
ОБ ОЛИМПИЙСКИХ ЧЕМПИОНАХ ГОВОРИТЬ РАНО
- Стоит ли сейчас перед вами какая-то цель?
- Тренерская работа подразумевает результат. Если не стремиться к нему, то ничего и не добьешься. Разумеется, я хотел бы воспитать олимпийских чемпионов, однако говорить сейчас об этом рано. Поэтому ставлю перед собой задачу готовить спортсменов, способных прогрессировать, карабкаться на вершину. А какой именно багаж у них должен оказаться на этой вершине, совершенно пока непредсказуемо. К тому же в фигурном катании все быстро меняется. Не исключено, что при новой системе судейства все будет совсем по-другому, нежели сейчас.
- Трудно стоять за бортом?
- Да. Опыт кое-какой уже набирается, но все равно сильно переживаю, чувствую, как волнуется спортсмен. С каждым разом учишься чему-то новому. Но не могу сказать, что мне становится легче.
- Какие-то соревнования запомнились вам особо?
- Не так давно я ездил на турнир в Ниццу с Воробьевой. Он не внесен в международный календарь, но по традиции получается весьма представительным. Участвуют фигуристы Петербурга, Польши, Германии, Франции, Италии... Валера до этого вообще не умела выступать. Ее начинало трясти, глаза становились квадратными от ужаса, и она в итоге полностью «разваливалась». Что я только не пробовал! Вплоть до того, что собирался рекомендовать маме показать девочку психологу. Поэтому в ожидании ее выступления переживал так, как никогда в жизни. А она откаталась хорошо.
- Уже обладая определенным тренерским опытом, можете оценить, каким спортсменом были сами - легким или тяжелым?
- Тяжелым. В серьезной работе я вообще совершенно другой, нежели сейчас. К тому же был моложе, многого не понимал. В частности, того, что многие вещи стоит воспринимать спокойно. Я же на все реагировал слишком эмоционально. Тратил впустую и силы, и нервы. Но это я сейчас вижу. А тогда не видел.
С другой стороны, я, как правило, быстро схватывал суть задания, быстро его выполнял. Думаю, тренерам в этом плане было со мной удобно: раз сделал сам, значит, могу показать другим. Сложности возникали скорее в творческом отношении, особенно когда начиналась постановочная работа. Очень не любил изменения. Не понимал того, в чем ежедневно убеждаюсь, став тренером: со стороны гораздо лучше видно, что действительно хорошо, а что нужно изменить. Надо просто довериться наставнику. А я сопротивлялся.
- Пару лет назад Валентин Николаев, с которым мне довелось беседовать о мужском катании, сказал, что вашим солидным козырем было умение делать фигуры на льду. Вам действительно помогало то, что вы владеете элементами «школы»?
- Трудно говорить о себе, но в общих чертах отвечу. Талантливый человек, которому от природы дано заниматься фигурным катанием, может обойтись и без фигур. А вот кому таланта недостает, кто добивается результата исключительно за счет работы, фигуры помогли бы сильно. К сожалению, большинство молодых фигуристов «школой» почти не владеют. На эту работу, как правило, не остается времени. Помню, Алексей Николаевич попросил меня (я еще катался сам) поставить начало программы для одной его ученицы. Я взялся, говорю: «Сделай петелечку, а из петелечки выйди и сделай скобочку». Девочка как-то странно на меня посмотрела, и тут до меня дошло, что она просто-напросто не понимает, о чем я с ней говорю. Пришлось показать, но даже после этого она не смогла эти элементарные фигуры выполнить. А ведь все они - база, основа владения коньком.
- Ваш бывший тренер обмолвился как-то, что после Игр в Лиллехаммере вы стали совершенно другим. И что работать с вами стало значительно тяжелее. Вы ощущали это?
- Вопрос сложный. Наверное, дело в том, что я стал олимпийским чемпионом, а это очень высокая планка, которую нельзя сбивать. Поэтому, видимо, тренеру и стало труднее. Работать с тем, кто еще ничего не добился, намного проще.
- Вы часто вспоминаете те Олимпийские игры?
- Сейчас уже нет. Я вполне реальный человек и живу сегодняшним днем.
- А медали храните?
- Только что мы с женой закончили ремонт квартиры, в которой хотим жить. Собираемся сделать в ней уголок, посвященный моей карьере в спорте. Раньше у меня просто не было такой возможности, мы впятером - с мамой, папой, бабушкой и дедушкой - жили в двухкомнатной квартире. Но я знал, что когда-нибудь обязательно развешу медали по стенкам. Как память о той моей жизни. Я ведь до сих пор не могу спокойно смотреть Олимпийские игры. Солт-Лейк-Сити воспринимал как непрекращающийся кошмар.
Считаю, что Олимпиаду нельзя превращать в то, во что ее превратили. Не только в фигурном катании. Почти каждый день испытывал потрясение, слыша об очередном скандале, связанном со спортсменами. Я-то знаю, сколько труда они вложили, чтобы достичь этого уровня. Возможно, когда выйду на пенсию, научусь относиться к спорту как простой зритель. Но пока варюсь в этой каше, буду переживать за наших, кто бы это ни был.
- Когда вы оставили любительский лед, помнится, сказали, что мечтаете однажды откататься так, чтобы зал встал. В профессиональном спорте этого так ни разу и не случилось. Но ведь что-то наверняка осталось в памяти?
- Пожалуй, самый впечатляющий прокат у меня получился в Дортмунде на чемпионате Европы-95, когда в произвольной я получил 6,0 за "Лебединое озеро". Вот тогда зал встал. И одним из первых это сделал Олег Протопопов.
- Вам кто-то сказал об этом?
- Видел сам. Случайно. Вышел на середину катка кланяться и когда поднял руки, то увидел, что прямо напротив, в одном из первых рядов со своего места поднимается Протопопов и начинает аплодировать мне стоя. Это было сильно. Настолько, что та картина до сих пор стоит у меня перед глазами.
velena.ru, 2004