Наверняка многим поклонникам фигурного катания запомнилось выступление на недавнем чемпионате мира нашего «одиночника» Сергея Воронова. В Гетеборге он занял седьмое место, а на чемпионате Европы в Загребе был четвертым, что позволит, кстати, на будущий год выставить на главные старты в этом виде программы уже двух представителей России. Конечно, после побед Алексея Ягудина и Евгения Плющенко – это не бог весть какой результат, однако Воронов дал надежду на скорое возрождение нашего мужского катания. Тем более что помогает ему в этом деле другой наш прославленный фигурист, олимпийский чемпион-1994, а ныне тренер Алексей УРМАНОВ. «Новые Известия» побеседовали с наставником.
– Алексей, из классного фигуриста хороший тренер получается редко. Вы, похоже, решили это мнение опровергнуть.
– Тренерская работа – такое дело, что быть уверенным в себе на сто процентов здесь просто невозможно. Но, честно скажу, становиться тренером-середняком мне с самого начала не хотелось. Потому что, если не ставить себе цель, ничего и не добьешься. Но не торопитесь меня захваливать. Прекрасно понимаю: до того, чтобы оказаться в тренерской элите, мне еще работать и работать.
– В зоне «слез и поцелуев» на чемпионате мира вы всегда так искренне радовались за своего ученика… Не ожидали, что наделаете такого шороху в Гетеборге после прошлогоднего 19-го места? Мы, журналисты, если честно, не ожидали.
– Мы долго к этому успеху шли. И, как мне кажется, очень разумно, грамотно построили всю подготовку. У Сергея в нынешнем сезоне на всех стартах была настоящая борьба, и мы ее выдержали. А прошлогодний чемпионат… Как я ему сказал: ты, Серега, на нем был, но он прошел в тумане. Ты даже не успел понять, что там был. Потому что тогда это был девятый старт за сезон, незапланированный выезд, мы просто заскочили в последний вагон электрички. У Сергея болела нога, в итоге он доработал до конца, но старая травма стрессового перелома ноги обострилась настолько, что после соревнований друзья возили его по Токио на каталке.
– Что это за травма такая, которая то позволяет прыгать, то напрочь выбивает из колеи?
– Это трещина в кости от нагрузок. Косточка расслаивается и… ничего сделать нельзя. Лечить можно только покоем, собрать кость или вставить туда пластину невозможно. Бывает, такая травма сама по себе проходит, потому что пока организм молодой, костная ткань еще формируется и деформируется. А когда сформируется, все налаживается. Но у Сергея пока ничего в лучшую сторону не изменилось. Я уже не знаю, каким врачам верить и на что настраиваться. Почти со всеми специалистами в России мы уже поговорили. Сколько лет он уже борется с этим своим расслоением – просто герой! Любой другой уже давно бы опустил руки.
– Выходит, травма – единственная и самая главная проблема Воронова-фигуриста?
– Да, она мешает ему реализовывать свой потенциал. Но главной особенностью Сергея является умение собраться. Редкое и ценное качество, которое не воспитывается. Это – талант.
– То есть то, что обычно отличает чемпионов от других спортсменов?
– Может быть. Каждым своим выступлением он доказывает такое, что в принципе невозможно доказать. До Олимпиады в Ванкувере еще два года, это и мало и много. То, что в Загребе он в произвольной программе обыграл Жубера, а на чемпионате мира откатал ее на четвертый результат – большой шаг вперед. Сейчас Воронов сильно прибавил в поведении, ощущении себя на льду. Теперь надо демонстрировать стабильность, усилить сложность программ, добавить хореографии. В принципе он все это может.
– Мужское одиночное катание развивается в правильном направлении, как вам кажется?
– Я считаю, что да, хотя меня часто спрашивают, почему в мужском катании нет развития? Да потому что сегодня кататься стало намного сложнее, чем в те времена, когда выступал я. Требования намного жестче. Собрать все вместе – образ, идею программы и четверные прыжки – непосильная задача для большинства фигуристов.
– С введением новых правил многие тренеры признавались, что у них тоже резко возросли нагрузки. Постоянно болит голова как раз о том, чтобы понять ать воедино все то, о чем вы сейчас говорили. Кстати, из вашего поколения одиночников мало кто пошел работать тренером. Во всяком случае, в Гетеборге кроме вас за бортиком никто из новичков не стоял.
– А я не жалею. О том, чтобы стать тренером, задумывался, когда еще катался в любителях. База, и очень неплохая, у меня была, так что в каком направлении надо двигать молодых спортсменов я себе представлял довольно четко. Работы сейчас море. Дети идут в школы фигурного катания в таком количестве, что не хватает времени для заливки льда.
– Но все равно, наверное, стоять за бортом психологически трудно?
– Очень. Будучи фигуристом, я, конечно, догадывался, что тот, кто стоит за бортиком, тоже волнуется, но уж никак не думал, что больше, чем сам спортсмен. Я сильно переживаю, каждой клеточкой чувствую, как волнуется мой ученик. Вроде с каждым разом и учишься чему-то новому, и опыта набираешься, но все равно не могу сказать, что становится легче.
Новые Известия, 02.04.2008
ОКСАНА ТОНКАЧЕЕВА